«ЗАРАБАТЫВАЮТ ШАКАЛЫ»: ДНЕВНИКИ БЛОКАДНИКОВ ЛЕНИНГРАДА

«ЗАРАБАТЫВАЮТ ШАКАЛЫ»: ДНЕВНИКИ БЛОКАДНИКОВ ЛЕНИНГРАДА Историк Владимир Пянкевич прочитал большое число дневников ленинградцев, написанных ими во время блокады 1941-44 годов. Город внезапно лишился государственной власти над бытовой жизнью, она перешла к тем, кто «потерял человеческий облик». Ленинградцы описывают спекулянтов, воров из торговли, жирующее начальство. Утяжеляло трагедию блокадников ещё и то, что они были вынуждены мириться с этими людьми. Пянкевич опубликовал выдержки из этих дневников в статье «Одни умирают с голоду, другие наживаются, отнимая у первых последние крохи: участники рыночной торговли в блокадном Ленинграде» (журнал «Труды исторического факультета Санкт-Петербургского университета», №9, 2012). «Желавших купить или обменять свои вещи на еду на рынке было значительно больше обладателей вожделенных продуктов. Поэтому важными персонажами рыночной торговли были спекулянты. Они ощущали себя хозяевами положения на рынке и не только. Ленинградцы были потрясены. «Обыкновенные люди вдруг обнаружили, что у них мало общего с торговцами, возникшими вдруг на Сенном рынке. Какие-то персонажи прямо со страниц произведений Достоевского или Куприна. Грабители, воры, убийцы, члены бандитских шаек бродили по ленинградским улицам и, казалось, приобретали большую власть, когда наступала ночь. Людоеды и их пособники. Толстые, скользкие, с неумолимо стальным взглядом, расчетливые. Самые жуткие личности этих дней, мужчины и женщины». «На рынке обычно продавался хлеб, иногда целыми буханками. Но продавцы вынимали его с оглядкой, буханку держали крепко и прятали под пальто. Они боялись не милиции, они отчаянно боялись воров и голодных бандитов, способных в любой момент вынуть финский нож или просто ударить по голове, отобрать хлеб и убежать». *** Людей, участвовавших в рыночной торговле и обмене осажденного города, связывали особые отношения. Приходя на рынок и вынужденно пользуясь услугами спекулянтов, ленинградцы относились к этим «бизнесменам» неоднозначно. Доминировала неприязнь и даже ненависть, такая же, какую большинство блокадников испытывало к врагу, осаждавшему Ленинград. В блокадном городе «можно быстро разбогатеть, будучи шкуродёром, — свидетельствует рабочий А.Ф.Евдокимов. — А шкуродёров развелось последнее время очень много, и торговля с рук процветает не только на рынках, но у каждого магазина». «Имея мешок крупы или муки, можно стать обеспеченным человеком. И подобная сволочь в изобилии расплодилась в вымирающем городе». «Уезжают многие, — записывает 20 февраля 1942 года в дневнике С.К.Островская. — Эвакуация — тоже прибежище спекулянтов: за вывоз на машине — 3000 р. с головы, на самолете — 6000 р. Зарабатывают гробовщики, зарабатывают шакалы. Спекулянты и блатмейстеры представляются мне не иначе, как трупными мухами. Какая мерзость!» В дневниках и мемуарах блокадники нередко пишут о шокировавших их социальных контрастах на улицах блокадного Ленинграда. «Вчера Татьяне принесли полкило пшена за 250 р. Даже я поразилась наглости спекулянтов, но все же взяла, т.к. положение остается критическим, — свидетельствует 20 марта 1942 года сотрудница Публичной библиотеки М.В.Машкова. -Жизнь удивительная, можно подумать, что всё это дурной сон». *** «И вдруг навстречу, после сотен людей, измождённых до предела, молчаливых, идущих походкой столетних старцев, — замечает в дневнике 18 января 1942 года военный корреспондент П.Н.Лукницкий, — появляется толсторылый с лоснящимся от самодовольства и упитанности лицом, с плутоватыми наглыми глазами гражданин. Это какой-либо вор — завмаг, спекулянт-управхоз, накравший у покойников вверенного ему дома хлебные карточки, получающий по ним килограммы хлеба, обменивающий этот хлеб с помощью своей жирной, накрашенной крали на толкучке, — на золотые часы, на шелка, на любые ценности. Надо б таких расстреливать!». «Люди ходят как тени, одни опухшие от голода, другие — ожиревшие от воровства из чужих желудков, — записывает 20 июня 1942 года в дневнике секретарь комитета ВЛКСМ завода им. Сталина Б.А.Белов. -У одних остались глаза, кожа да кости и несколько дней жизни, у других появились целые меблированные квартиры, и платяные шкафы полны одеждой. Кому война — кому нажива. Эта поговорка в моде нынче. Одни ходят на рынок купить двести грамм хлеба или выменять еду на последнее трико, другие навещают комиссионные магазины, оттуда выходят с фарфоровыми вазами, сервизами, с мехами — думают долго прожить». *** Об этом же говорят театральные впечатления многих блокадников. Посещение театра, концерта становились подчас не отдушиной среди неимоверных тягот, а поводом для негативных впечатлений и горестных раздумий. «Сегодня шла «Марица». Театр был битком набит, — записывает в дневнике в марте 1942 года учитель А.И.Винокуров. — Среди посетителей преобладают военные, официантки из столовых, продавщицы продовольственных магазинов и т.п. — люд, обеспеченный в эти ужасные дни не только куском хлеба, а и весьма многим». Такие же эмоции вызывает значительная часть театральной публики у М.В.Машковой: «Чтобы вырваться из плена голода и забыться от смрада смерти, поплелись сегодня с Верой Петровной в Александринку где ставит спектакли Музыкальная комедия. Народ, посещающий театр, какой-то неприятный, подозрительный. Бойкие розовые девчонки, щелкоперы, выкормленные военные, чем то напоминает НЭП. На фоне землистых истощенных ленинградских лиц эта публика производит отталкивающее впечатление». *** Резко негативное отношение вызывали у ленинградцев те, кто не просто не голодал, но наживался на этой трагической ситуации. Прежде всего, речь идёт о тех, кого блокадники видели чаще всего — о продавцах магазинов, работниках столовых. «Как омерзительны эти сытые, пышно-белые «талонщицы», вырезающие в столовых и магазинах карточные талоны у голодающих людей и ворующие у них хлеб и продукты, — записывает 20 сентября 1942 года в дневнике блокадница А.Г.Берман. — Это делается просто: «по ошибке» вырезают больше положенного, а голодный человек обнаруживает это только дома, когда никому уже ничего доказать нельзя». «С кем ни беседуешь, от всех слышишь, что последний кусок хлеба, и тот полностью не получить, — записывает 6 июня 1942 года в дневнике Б.А.Белов. — Воруют у детей, у калек, у больных, у рабочих, у жителей. Те, кто работает в столовой, в магазинах, или на хлебозаводе — сегодня являются своеобразным буржуа. Какая-нибудь судомойка живет лучше инженера. Мало того, что она сама сыта, она ещё скупает одежду и вещи. Сейчас поварской колпак имеет такое же магическое действие, как корона во время царизма». «Вообще всех завмагов, продавцов, работников из столовых мы ненавидели, — записывает в дневнике директор школы Г.Н.Корнеева. — Я считаю, что надо их обыскивать, проверять их приобретения и раскулачивать и уничтожать. Большинство из них не только ели сами до отвала (это пусть бы уж), а кормили всю родню до 9-го колена, приобретали вещи, обстановку, квартиры. Ну разве это люди? Одни умирают с голоду, другие наживаются, отнимая у первых последние крохи. Думаю, что соответствующие органы не отнеслись серьёзно к своим обязанностям. Это безнаказанное воровство процветает до сих пор. Обидно, что погибли хорошие талантливые люди, а жулики, пробравшись на тёплые местечки, благополучно существуют. Будь они прокляты все, пусть отольются им слезы несчастных, погибших из-за них» (29 сентября 1942 года). Впечатления о работниках столовой усиленного питания сохранились в дневнике художника И.А.Владимирова: «Опрятно и чисто одетые официантки расторопно разносят подносы с кушаньем и стаканы шоколада или чая. За порядком наблюдают распорядительницы. Все официантки и, конечно, больше всего начальство служат примерами счастливой, сытой жизни в наше голодное время. Лица румяные, щеки, губы налитые, а масляные глазки и полнота форм упитанных фигур очень убедительно свидетельствуют, что эти служащие не теряют своих килограммов веса тела, а значительно приобретают вес». «Заходил к директору столовой. Постучал. Он вышел, запах вина. В зале пляшут девушки, а в кабинете, видно, выпивают. Там районное начальство столовых» (8 марта 1942 года). *** Спекулянты, с которыми блокадники сталкивались на городских рынках и толкучках, бывали и в домах ленинградцев, вызывая ещё больше омерзения и ненависти. «Помню, как к нам пришли два спекулянта, — вспоминает Д.С.Лихачев. — Я лежал, дети тоже. В комнате было темно. Она освещалась электрическими батарейками с лампочками от карманного фонаря. Два молодых человека вошли и быстрой скороговоркой стали спрашивать: «Баккара, готовальни, фотоаппараты есть?» Спрашивали и ещё что-то. В конце концов что-то у нас купили. Это было уже в феврале или марте. Они были страшны, как могильные черви. Мы ещё шевелились в нашем тёмном склепе, а они уже приготовились нас жрать». Попытки пресечь воровство, как правило, не имели успеха, а правдолюбцы изгонялись из системы. Художник Н.В.Лазарева, работавшая в детской больнице, вспоминает: «В детской больнице появилось молоко — очень нужный продукт для малышей. В раздаточнике, по которому сестра получает пищу для больных, указывается вес всех блюд и продуктов. Молока полагалось на порцию 75 граммов, но его каждый раз недоливали граммов на 30. Меня это возмущало, и я не раз заявляла об этом. Вскоре буфетчица мне сказала: «Поговори ещё и вылетишь!» И действительно, я вылетела в чернорабочие, по-тогдашнему — трудармейцы». Сытые и голодные участники блокадного торга относились друг к другу со взаимной неприязнью. Если у голодных «жирные» сограждане вызывали антипатию и вражду, то сытые и успешные не хотели понимать безвыходность положения другого человека, были просто бесчувственны и также враждебны к «дистрофику паршивому». http://ttolk.ru/2017/05/24/%D0%B7%D0%B0%D1%80%D0%B0%D0%B1%D0%B0%D1%82%D1%8B%D0%B2%D0%B0%D1%8E%D1%82-%D1%88%D0%B0%D0%BA%D0%B0%D0%BB%D1%8B-%D0%B4%D0%BD%D0%B5%D0%B2%D0%BD%D0%B8%D0%BA%D0%B8-%D0%B1%D0%BB%D0%BE%D0%BA%D0%B0%D0%B4/ ----------------------------- Читайте нашу сводку новостей каждый вечер в Telegram: https://t.me/liberalnews Только важные новости без шелухи и замыливания.